Большевистская правда навскидку понятна, Так в пустыни мираж вожделенно лучист, Но в картине живой сплошь туманы да пятна, От души поработал экспрессионист.
Православная правда сияньем объёмна, До заветных глубин кто прилежно добрёл? Но судить всех и вся мы берёмся нескромно, Ненавидя подчас тех, кто силу обрёл.
Все песчинки равны в нищем пекле пустыни. Ветер злобно ровняет волнистый бархан. Не найти разноцветий на чуждой картине, Как и вскачь не пойдёт, пыль взметнув, караван.
Наши реки и горы величием спорят, Богатырь на Руси был в особой чести, Почему же теперь с подозрением смотрят На того, кто корабль может в бурю вести!
И не станут гадать, кто по-честному бился, Скажут: жид или вор, коли чужд нищете, Сострадают тому, кто от праздности спился. Подвиг лени нередко у нас на щите.
Фанатичная правда, как выстрел, понятна, Власть втирала в песок всех, кто строить умел. «Нужен церкви купец!» — молви, батюшка, внятно! Или серость пустыни российский удел?